Она была одной из последних учителей в моей жизни. В десятилетней школе в небольшом нижегородском селе Сеченово (к слову, родина великого русского физиолога, академика Ивана Михайловича Сеченова) учителя не задерживались, они "катились" через мою судьбу, как перекати-поле по степи, на задах отцовского дома.

При тусклом свете керосиновой лампы, разгонявшем длинные зимние сумраки ночи, приобщили меня к чтению и сделали фатальным гуманитарием. А как всё начиналось. Дед мой Василий, по материнской линии, в начальной школе учил сельских ребят грамоте, истории и арифметике. Помню, вечерами всей нашей большой семьёй собирались в избе за столом, покрытым пёстрой клеёнкой, и каждый занимался своим делом. При мерцающем свете керосиновой лампы с абажуром из газеты дед проверял письменные работы, бабушка вязала, братья и сёстры мои готовили уроки, а я, подражая деду, выводил на бумаге каракули.

А когда наступала пора спать, дед нам обязательно, изо дня в день, читал книги. Моё детское знакомство с русской литературой началось с трёх великих книг Льва Толстого: "Война и мир", "Хаджи Мурат" и "Казаки". Не забуду мужество и прямоту, с какими дедушка не побоялся на меня и моих братьев и сестёр их обрушить. Он тонко чувствовал природу, места. Уточнял, что в языке есть присутствие природы, смелости, отваги, верности, покаяния, горя, трагедии. Не бард родит язык, не классик, а народ. Другое дело - газеты и телевидение (особенно телевидение). Они должны оставаться носителями языковых норм: газета - как эталон письменной речи, а телевидение - грамотной устной речи. Было у него какое-то чувство русского пространства. Это географическое, что называется, каждой кровинкой ощущения России он передал нам, своим внукам. На стенах у нас висели карты, и, помню, по весне я утонул в речке Пьяни, побоялся идти домой, долго бродил возле речки, потом - серьезно и надолго заболел воспалением лёгких, так вот, я разглядывал карты часами, и мысленно побывал во многих странах мира... Дедушка часто читал нам книги о природе. В ту пору государство печатало огромное количество прекрасных книг о природе. Это были книги Бианки, Пришвина, Астафьева, Федосеева... Наряду с Толстым, дедушка открывал нам Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета. Много читал нам Пушкина. И как особенно его трогало, что Пушкин попросил мочёной морошки перед смертью. Что-то огромное всегда перевязывалось у дедушки Василия с какой-то русской деталью.

Сейчас понимаю, что всё это время дед как бы беседовал с нами через образы героев из книг русской классики об очень важных вещах - о чём ещё было говорить поздно вечером в тихой избе?.. Разговор шёл о вере, надежде, Отечестве и трудной человеческой доле. Всю жизнь буду помнить слова деда: “Именно у русских писателей всегда особенно остро звучала тема объёмного восприятия жизни, когда вера, Отечество и мир родной природы являлись неразрывными частями одного единого организма. И только честным трудом можно заслужить любовь и уважение человека...” Слова на всю жизнь!

А тут ещё как на грех, но на моё счастье, в село приехала молоденькая учительница, которая стала преподавать русский язык и литературу. Я вовсе потерял голову. Как говаривал мой отец, и дни и ночи напролёт, при любой возможности, читал запоем книжки. Учительница мне каждый раз давала список книг, которые я должен был прочитать. Потом просила меня коротко законспектировать прочитанное. А после мы с ней всё это обязательно обсуждали. Этим она добивалась, как говорила, чтобы прочитанное я мог осмыслить, логически правильно и грамотно рассказать…

Лидия Васильевна, так звали нашу учительницу, приехала из какого-то большого города. Сказывали, что эта "залётная пташечка" - так у нас её по первости называли - долго в глухом селе не задержится. "У нас тут кто хочешь взбесится, - часто слышал такие слова от своей бабушки. - То снег, то ненастье - темень одна, а больше нет ничего. Живёшь, как в погребе.

В Москве, говорят, улицы водой моют, вот до чего дошли. А у нас что?.. Умные все уехали - одни дураки остались. Дураки да повелители… На одного исполнителя - три повелителя… И никакого тебе уважения".

Но время всё бежало и бежало, а учительница наша не уезжала. В деревне в таких случаях обычно говаривали: "Скоро горит огонь, да быстро течёт вода в реке Пьяне, а для хороших людей время почему-то всегда тянется медленно…" И кто знает, как сложилась бы моя жизнь, не встреть на своём пути Лидию Васильевну…

Её уроки по литературе и русскому языку были настолько интересны и доходчивы, что, забегая вперёд, скажу, одиннадцать человек из небольшого нашего класса выбрали филологический факультет, а двое стали журналистами. Да разве только этим она запомнилась?.. Лидия Васильевна создала в школе краеведческий музей - мы ей тоже помогали. В нём - предметы обихода моих земляков, живших давным-давно. Прялка, ручная мельница, маслобойка… "Эти находки тоже учат не только истории, но и трудолюбию", - говорила учительница на уроках.

Она не читала нудных нотаций о важности своего предмета, но ни секунды не давала забыть, что впереди экзамены, а за ними - целая жизнь. Готовых алгоритмов по русскому языку было разработано множество, но на уроке Лидии Васильевны каждый тогда составлял алгоритм только для себя - как кому было удобнее. Но и тот, и другой, превратив правило в формулу, его уже не забудет…

- Алгоритм в русском языке помогает формировать научно-лингвистическое мышление, воображение, развивает интеллект учащихся, повышает уровень речевой культуры и грамотности, - объясняла нам тогда Гуськова. - Это, на мой взгляд, самый эффективный путь повышения грамотности учащихся.

В наше время никому не приходило в голову уложить законы русского языка в короткие ясные "подсказки". Слава Богу, наша учительница передала нам, как бы по наследству, "чувства языка". И мне кажется, сегодня за далью прожитых лет, Бог возблагодарил меня, да и не только меня, к этим двум предметам. Тогда у нас в классе почти все писали стихи.

- Не уверена, что это можно назвать стихами, - смеялась тогда Лидия Васильевна, - но рифмовать умеете все. И мне кажется это важным. Русский язык немыслим без творчества. Я люблю стихи за лёгкость, прозрачность, за настроение, которое они создают.

Для Лидии Васильевны важнее было то, что настроение помогает оставить след в памяти, не только об уроках русского языка. Темы Великой Отечественной войны в программе этого предмета не было. Стихи о солдатах прошлого - не просто интеграция с историей, это уже воспитание патриотизма, уважение к памяти своего народа, своей страны. Не сухое "отчётное", а идущее от души.

Впрочем, сегодня, это уже точно могу сказать, стихи - лишь малая толика нестандартных заданий из практики Лидии Васильевны. Причём, задания - слово не совсем точное. С каждым учеником она работала индивидуально, чувствовала его способности и ощущала его потребности в разных видах работы. Поэтому тогда создавалось впечатление, что не учительница нам давала задания, а мы сами, её ученики, выбирали тот способ познания русского языка и литературы, который нам был по душе. Так вот она нас учила узнавать всё больше и больше новых интересных и красивых слов.

А мы повторяли за ней её слова, старались усвоить её манеру во всём. Пытались так же, как учительница, говорить и улыбаться. Своей доступностью, открытостью она давала нам, подросткам с ломкими характерами, ощущение собственной значимости там, где учителя обычно демонстрируют чувство превосходства. Все вместе рядом с ней мы чувствовали себя командой, а каждый в отдельности - личностью.

Порой ещё слышишь, какой учитель важнее: предметник, дающий знания, или "воспитатель юношества", закладывающий основы нравственности, патриотизма?.. Тут есть над чем подумать и поговорить. Но, пожалуй, сегодня это тоже нельзя сбрасывать со счетов: сейчас многие подумывают над тем, чтобы хоть кто-нибудь остался работать в школе. А что же говорить о патриотизме и ещё о чём-то другом? И это не вина учителей, а, скорее всего, беда нынешнего состояния нашей жизни.

Вот что писала моя старенькая учительница Гуськова в местной газете, где главный редактор - мой одноклассник, а значит ученик Лидии Васильевны (статью мне эту потом переслали. Она была написана в начале 2000 годов). "Если мы сейчас не сделаем резкий крен на повышение статуса школьного учителя, то проиграем битву за будущее. К сожалению, очень распространено заблуждение, что быстрый и шустрый человек сделает лучше, чем человек знающий и умеющий.

У нас неправильно выстроена система. Люди за короткий срок от нуля стали миллиардерами, а супердоходы развращают. Шофёр, даже пусть очень большого начальника, не может получать в разы больше преподавателя. Если мы этого положения вещей не изменим, мы ничего ни в образовании, ни в науке, ни в культуре не добьёмся. Это беда нашего общества, но я надеюсь, что мы её преодолеем".

И как тут не согласиться с мыслями педагога-пенсионера, горячо думающего о жизни будущего?

Долго ещё можно рассказывать о моей самой-самой дорогой учительнице, и всё равно я что-то упущу, забуду… Лидия Васильевна никогда не ругала нас, не ставила безжалостно двоек, "не сдавала" классному руководителю и родителям. Её уроки, со временем я это понял, если можно так сказать, были при свете совести и стихов… Её уроки доставляли нам радость. Для неё учительство было не профессия, не диплом, а состояние души.

И ещё вот о чём думаю: как далека современная школа - с её телевизорами, видео- и компьютерами - от той, где было главное - радость общения со словом и друг с другом. Не посчитайте, что я кого-то чему-то хочу учить. Я-то, вообще, веду речь не о букве, а о духе, который веял в наших классах более 40 лет назад. Убеждён: большим учителем, каковым была моя Лидия Васильевна Гуськова, может быть только большой ребёнок…

Сегодня у Лидии Васильевны за долголетний творческий труд много наград и почётных званий. Она - отличник просвещения, заслуженный учитель России. Но больше всего гордится своими питомцами.

- Кем они стали, Лидия Васильевна? - однажды спросил я.

- Разные у них специальности, но все хорошие люди.

- А пошёл ли кто по вашим стопам?

- Многие…- и глаза учительницы засияли радостью! Обстоятельно, долго перечисляла она своих учеников, ставших учителями.

У Лидии Васильевны трое сыновей. Старший - директор школы, двое другие - учителя сельских школ.

- Я хотела, чтобы младший стал строителем, жил в городе, - открывает душу Лидия Васильевна. - Отвезла его сама в город, он успешно сдал экзамены, но вдруг заявляется домой: "Не могу жить в большом городе, мама, всё вспоминаю речку нашу, просторы наши…" (это он уже потом заочно окончил пединститут). Вначале хотела поругать его, но вспомнила, что сама отказывалась от городских школ и больших должностей. Есть одно обстоятельство.

В детстве - а летом мы всегда гостили у бабушки в деревне - я ночью на речке вместе со старшим братом коня поила. И всё боялась, что конь с водой луну выпьет. Она плавала в воде - золотая и дрожащая! Напоила коня, брат увёл его, я хотела было тоже идти домой. И вдруг слышу звон, нежный, с переливами. Смотрю на воду: лунные колокола там плавают. И звон этот волшебный от них разливается. Никому я об этом не сказала: боялась смеяться будут.

Только бабушке потом открылась. Она не смеялась: "сердце без тайности, внученька, - пустая грамота". И напророчила: "Лунные колокола не для всех звонят. Не всем дано их слышать и видеть. Вот набегается месяц-то за звездой-мотаней, иссушит она ево, иссохнет он, как шепка, и перестанет в воду смотреться, и тогда долго мы его не увидим…"

Эти слова я однажды вспомнила в Москве, где проходил съезд учителей. Вечером вышла на Красную площадь. В тишине зазвучали кремлёвские куранты. И я узнала в их звуках… лунные колокола. Да, они звучали, и вправду, к счастью," - утвердительно произнесла Лидия Васильевна.

А я подумал тогда: вот почему Лидия Васильевна навсегда осталась в нашей деревне!

И опять обращусь к мыслям моей учительницы в той статье: "Можно очень хорошо научить ученика своему предмету. И тогда вокруг будет много прекрасных специалистов. Но если не воспитывать душу, рухнет мир, ибо когда из школы уйдёт последний учитель, из неё уже не выйдет Человек".

Что тут скажешь: ни убавить ни прибавить…

Правильно говорят: “безобразная речь - это безобразная речь”. Потому что если ты не можешь выразить свои чувства, свои мысли не просто так, а красиво, так, чтобы тебя поняли, то тогда ты не готов к этой жизни. Надо беречь чистоту звучания русского языка. Ибо, русский народ и русский язык - это одно и то же.