Помнится, любил я в детстве приходить в поле в начале страды, когда тёплые летние ночи кажутся короче, потому что просыпаешься вместе с рассветом от неистовой перепелиной побудки. "Петь пора-а! Спать пото-о-ом!"- неслось, бывало, с разных сторон полевого раздолья.

…Нынче на моей родине горланят петухи, и предрассветная прохлада уносит за околицу обрывки хрипловатого эха: "Ку-ка-ре-ку-у-у-у!.. ре-ку-у-у-у-!.."

Знаете, как в старые, давние времена июль называли? Макушкой лета, приберихой, страдником, потому что он - середина лета и самое жаркое время года.

Природа ведь как распорядилась: отпустила человеку именно эти дни на уборку (прибериху) урожая. Проходит она в трудах и заботах (страдник), чтобы люди помнили, как нелегко даётся каждодневный ломоть хлеба, и знали, что из всех зрелищ на Земле самым великим остаётся зрелище его сотворения. И пусть каждый из нас знает (кто-то имеет смутное представление о том, как добывается хлеб): в магазине он нам даётся слишком дёшево, что нужно поклониться крестьянскому труду и принести благодарность людям, которые сегодня, завтра будут собирать урожай.

…В памяти встают давно минувшие дни. Перед глазами - образ бабушки Насти, которая (почему-то она больше мне такой запомнилась), склонившись над столом, кладёт на противень булки, чтобы потом отправить их в печь. А я долго буду крутиться возле печки, ждать, когда же бабушкины булки подрумянятся. Обычно в таких случаях как она мне говорила: "Ещё чуточку погодь, булочки подрумянятся, тогда я их достану из печки и внучку дам попробовать. Скажу: кушай на здоровье!"

Вот противень на столе, но бабушка опять не спешит булку мне давать. Сперва снимет их, положит на мягкое полотенце, потом гусиным пером (почему-то именно гусиным, и никаким другим) смажет булки растительным маслом, накроет их другим концом полотенца, а сама сядет на стул возле стола - и так длится где-то минут с десять. Потом выберет из булок самую что ни на есть румяную и отдаёт мне, при этом приговаривая: "Вкусная булочка! Вкуснее нет. Да и чёрный хлебушек - тоже вкусный бывает, внучок. Вот завтра сварю борщ да спеку тебе хлеб из ржаной муки - очень он полезный, особенно детям…"

Глаза у бабушки в такие минуты всегда светились, и морщинки с лица куда-то исчезали. По всему было видно, что ей нравились такие беседы. Потом спохватится, чтобы успеть мне, своему внуку, сказать самые сокровенные секреты о хлебе, продолжает дальше, как бы сама с собой разговаривая: "Тебе в хлебе что нравится больше всего? Знаю-знаю, горбушечка… запах и вкус. А какой у неё запах? Вот завтра угощу тебя, тогда узнаешь, что у хлеба - запах солнца. А не знаешь почему? Потому что каждое зёрнышко забирает в себя много-много солнечного света…"

" А помнишь,- бабушка продолжает и дальше не спеша вести со мной беседу, - когда ты впервой был в поле? Да-а. Правильно, это когда мы с тобой ездили в деревню Люцерна к моей сестре Вере, которая тебя всегда угощает парным молоком, - она улыбается, о чём-то видно, вспоминает. - Поле очень красиво небом. И от хлеба такой исходит запах… А сколько в поле разных шорохов!.."

Я там бегал по росе, видел жаворонков, кружащихся над полем, слышал песни перепёлок. Бабушка мне говорила, что перепёлки - это полевые соловьи. Без них сердце может превратиться в камень…

- Значит, ты любишь поле…

- Люблю... Ты же сама мне говорила, что кто не любит поля, тот зря ест хлеб.

Бабушка, не спеша, одёрнув юбку, сказала: "Люби поле. Там хлеб растёт!.."

Возле порога, смахнув хлебные крошки с ладоней, она, довольная, смотрела, как у её ног прыгали проголодавшиеся воробьи…

Да, сколько прошло времени с тех пор, но бабушкины слова и по сей день согревают душу, а однажды посеянные благодатные зёрна любви к русскому полю, к Хлебу насущному живут во мне. И в связи с этим на ум пришло мудрое изречение: "Всё прекрасное на Земле - от солнца, всё хорошее - от человека…"

Жил в нашем селе - тихо, незаметно, я бы сказал, очень скромно, один, тогда ещё не старый человек. Был Виктор Александрович Наумов высок, широкоплеч. Веяло от него силой, бодростью. Мы, ребятишки, завидев его, бежали к нему гурьбой. Он степенно с каждым здоровался за руку. Мы же тогда, что называется, были на седьмом небе, с нами как нас некоторые называли (они в нашем понятии были нехорошими людьми), "сопливыми", поздоровался не кто-нибудь, а сам дядя Витя, про которого писали газеты, и на комбайне его почему-то всегда больше всех красуется звездочек, у которого два настоящих ордена, а медалей - кто их считал… На его ладони, большой, шершавой, огрубевшей от работы, но всегда отдающей запахом хлеба, укладывались пять наших детских ладошек. "Ваши руки, кожа их - как цветущая рожь, мои руки, кожа их - как спелая рожь. Из цветка должны вырасти зёрна, - говорил нам тогда комбайнёр, - из ребёнка - хлебороб".

Был у нас в школе опытный участок. И только недавно я понял, осознал: именно там зрела наша любовь к хлебу. Был и свой музей, а точнее - небольшой уголок в одном из классов, и называли мы его не иначе как "Уголок хлеба". Учительница нам рассказывала, что крохотное зернышко, брошенное сеятелем в землю, проходит долгий путь, чтобы превратиться, с помощью человеческих рук, в румяный душистый каравай. Этот путь хорошо был известен нашему дяде Вите, знаменитому тогда в районе комбайнёру. Он знал и цену хлеба, и цену жизни. На его груди (об этом я узнал позже: когда стал взрослым и однажды приехал на родину погостить, мне сказали, что известный комбайнер дядя Витя, особо почитаемый среди нас, мальчишек, умер…) сияли ордена Ленина, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды и Отечественной войны 1 степени и много-много медалей. Великую Отечественную войну он закончил в Берлине, на площади перед Рейхстагом, вернулся домой победителем, стал растить хлеб и детей.

Тут мне вспомнился один случай, о котором я узнал из своей районной газеты. В ней рассказывалось, как однажды наш дядя Витя накричал на человека. Таким его мы, мальчишки, никогда не видели. А дело было так. Стоит наш дядя Витя на пашне и машет трактористу: мол, глуши мотор! Слезает парень, а дядя Витя - ему: "Пашешь мелко. Перепаши". Парень - в объяснения: мол, трактор не тянет. Дядя Витя - в ответ: "А совесть тянет? Ведь мелкая пахота - это недобор многих центнеров зерна". А далее в заметке говорилось, что это был урок для молодого тракториста. Чтобы он знал, как трудно хлеб достаётся.

И как же тут не вспомнить летние школьные каникулы. Мы, ребятишки, никогда без дела не сидели. Кто с отцом в поле, кто - с матерью на ферме. А кто - на току с дядей Витей и учительницей очищает зерно. "Смотрите, Лидия Васильевна, от пота у мальчишек рубашки потемнели, а отдыхать не идут", - показывает на нас дядя Витя. Это было самой убедительной оценкой ученика. Да и дядя Витя и сам был доволен не меньше учительницы, он из нас растил хлеборобов, а точнее - учил любить хлеб!

…Кто не знал у нас в районе комбайнера из совхоза "Людиновский" орденоносца Ивана Михайловича Юдина? Для него главным смыслом жизни было - растить для людей хлеб, которому он знал цену. Его, мальчишку, вместе с матерью фашисты угнали в концлагерь, тогда на нашей земле шла война. Чудом он там уцелел. А многие так и не встретили долгожданный День Победы. Умирали от голода.

Мне вспоминается знакомство с Юдиным. Случилось это лет сорок назад. Стояли последние дни жаркого июля. Мы подъехали к комбайну. Из кабины "Нивы" вылез чуть сутуловатый, уже немолодой мужчина. Сошёл на землю, сплюнул колючую пыль, обтёр воротом рубашки лицо, поздоровался. Потом попросил у своего помощника, паренька лет пятнадцати, воды и снова полез в кабину, только бросил через плечо: "Давай!". Врубил двигатель - и в кузов, затрепетав, посыпалось зерно.

А до того в совхозе нас предупреждали, что, когда работает Юдин, лучше его не отвлекать. Не любит оставлять дела, постоянно торопится, приученный оглядываться на погоду (на селе надо всегда поспешать, иначе опоздаешь, не наверстаешь), но всё вышло не так. Иван Михайлович доверил комбайн своему помощнику, а сам подошёл к нам.

- Старательный парнишка,- пускай поработает, - сказал Юдин и уселся на землю, тем самым как бы приглашая нас последовать его примеру. - Восемь классов в этом году окончил Сережа Пильщиков. Вместе, в одной деревне - Голосиловке, живём. Хорошо знаю его родителей - они-то и попросили обучить сына комбайнерскому делу. Он вообще молодец - посмотрите сами, как старательно ведёт комбайн! Разве подумаешь, что совсем недавно научился этому?..

Мы сидели, а прямо над нами висел громадный оранжево-малиновый диск солнца.

- Что же вы меня не спрашиваете (ведь за этим приехали) - поинтересовался Иван Михайлович, - сколько работаю на комбайне, нравится ли вообще профессия? Скажу два слова - думаю, сами всё остальное поймете. Прикипел к полю с малолетства. Как мой отец, дед, прадед - они всю жизнь землю здесь пахали: сначала в колхозе, потом в совхозе… Потом мне о Юдине скажут, что он - хлебороб. А для хлебороба нет и быть не может хлеба малого. Если пропадает он в поле от утренней до вечерней звезды, если на спине его колом стоит пропитанная солью рубаха, если он прикорнет в копёшке соломы на часок-другой, чтобы затем снова косить, подбирать, молотить, то тогда любой колосок, пусть самый тоненький, самый лёгонький, для него, пахаря, сеятеля, косаря великим хлебом оборачивается.