Юрка в то утро проснулся раньше обычного. Со своим закадычным другом Лёшкой Потаповым ещё с вечера уговорились пойти утром на рыбалку. И опоздать Юрка никак не мог. Он торопился. А вот и небольшая речушка, что делила деревеньку Усохи на две части, была ещё вся в тумане. Роса густо стелилась по траве, и Юрка быстро промок. На бережку, в их условном с другом месте, уже сидел Лёшка. Он тоже был весь мокрый. Но друзья, не впервой так встречают утренние рассветы, и всегда знали- жди, скоро выглянет солнышко и разогреет всё вокруг. В это время, высоко в голубом небе чертил свой белый след самолет. - Слышь, а почему тебя Юркой назвали?- неожиданно спросил Лёшка. - А -а-а. Батя сказывал, что в честь Гагарина. Я ведь родился, как и ты Лёш, на следующий год после того, как он в космос слетал. - А ты не мечтаешь о космосе, - продолжал пытать семилетний Лёшк своего друга-одногодка? - Лёш, мы ж с тобой уговорились, что после восьмилетки пойдём учиться на механизаторов. И останемся в родной деревне. У нас и тут дел хватит,- с обидой, и как- то по- взрослому ответил Юрка. - Хватит говорить, разматывай удочки, друг. Рыбка нас с тобой, наверное, заждалась. А наловившись вдоволь рыбы, друзья улеглись уже на просохшую траву и мечтательно стали смотреть в синее-синее небо. - Лёш, а Лёш, а здорово, что этой осенью мы с тобой пойдём в школу. Давай вместе сядем за одну парту, - тихим и мечтательным голосом воскликнул Юрка. Так и случилось. Друзья Юра Зиновкин и Лёша Потапов осенью пошли в школу. Но у каждого потом сложилась жизнь по-разному…

Утро жизни

Солнце в тот июньский день, нещадно палившее с утра, становилось невыносимым. После утомительного ночного дежурства голова была тяжёлой, словно налитая свинцом. Раскалённый воздух обжигал лёгкие, тяжело дышалось. Но возвращаться в душную казарму не хотелось, и Юра, отыскав спасительную тень, вытянулся в полный рост на земле, ещё хранившей слабую утреннюю прохладу.

Он чуть забылся чутким, тревожным сном. Очнувшись, долго лежал, вдыхая пряный, горьковатый запах прокалённой, выжженной солнцем земли. Прямо перед ним тянулся вверх тонкий матово-серебристый стебель с узкими резными листьями, непонятно как уцелевшей под палящими лучами. Незнакомое растение чем-то напоминало полынь, росшую на пустыре в его родных Усохах. Осторожно сорвал и, поднеся к губам, ощутил полынную горечь.

Юра бережно и с какой-то нежностью положил сорванный стебель в записную книжку - будет Наташке память. Она поначалу в каждом письме всё спрашивала - какой он, этот далёкий Афган? Как полынь - горький...

Мысли Юрия снова уносятся в родную и до боли близкую деревню Усохи. Кто бы мог подумать, что Юрий так будет скучать по деревне. Как бы было здорово сейчас оказаться дома! Искупаться бы в тихой речке с лёгким туманом над водой. А ещё лучше ни свет ни заря отправиться по холодной росе в лес, бродить без устали по заветным тропинкам, высматривая среди влажного упругого мха крепкие, один к одному, боровики. Ведь обещал Наташке открыть свои грибные места, да так и не успел. Но ничего, туда-сюда время пролетит, а там - дембель. Успеет, покажет ещё всё-всё...

А пока Юрий заторопился в душную казарму, хотелось сесть за тумбочку и написать матери длинное-предлинное письмо (обычно-то Юрий не любил писать много): "Я жив, здоров. Служу, вроде хорошо..." Но и всё в этом духе. А сегодня его сердце сжималось от предчувствия, что он словно увидит мать и обо всём по душам поговорит.

И летело из этого далёкого далёка письмо матери...

"Здравствуй, моя дорогая и родная мамочка! С огромнейшим солдатским приветом к тебе и массой наилучших пожеланий - Юрий. Я тебе писал, мама, что моя "учебка" закончилась, теперь я в войсках. Ты уже знаешь, что служу я в Афганистане. Нашу группу отправляли самолётом из Ташкента ночью. Представляешь, мама, я ведь первый раз летел самолётом. Но боязно не было, ведь рядом со мной сидели мои друзья, солдаты. А на следующий день уехали поездом в Термез. Оттуда - на военный аэродром. Просидели там двое суток. А затем ночью нас перебросили, опять же самолётом, на афганскую землю, в Кундуз. Из нашей "учебки" сюда прилетели много человек. Всех распределили по разным воинским частям. А нас, троих, оставили тогда ещё на сутки и ночью вертолётом (всем дали парашют на случай, если собьют) доставили в часть. Так я стал служить в отделении разведки...

Оказался я в долине Килагай, в мотострелковом полку, который ведёт боевые действия. Долина небольшая, со всех сторон нас обступают горы. Каждый вечер ведём "профилактический" обстрел. Случается, и к нам шальные снаряды залетают. Но это всё мелочи.

Однажды видел душманов, взятых в плен или перешедших на нашу сторону. Посмотришь на них - мужики по 30-50 лет, а с ними воюют наши солдатики 19-20 годиков отроду...

С трудом переношу жару. Днём, когда солнце стоит в зените, доходит до плюс пятидесяти. Говорят, будет ещё больше - до семидесяти. Светает очень рано, и в 5.00 у нас уже подъём, а к десяти начинает припекать солнце.

А ещё, мама, мне часто снится наша деревня, которая за неширокой кочковатой поймой открывается вся, сразу. И у меня всегда возникало ощущение, что когда-то давно дома её, точно испуганные девчонки, каждая в своём весёлом ужасе вылетели из леса, не чуя ног, промчались по лугу к речке и там остановились, рассыпались по берегу. Так и стоят они по сей день.

В прошлом письме ты, мама, просишь меня, чтобы я не забыл наши Усохи. Ещё ты писала, что служба у меня тяжёлая, далеко от дома, но чтобы я сердцем не грубел. Ещё предупреждала, как сердце застынет, так тяжело жить. Ведь кругом тебя люди, перед кем возноситься?.. Что ж, мама, ты правильно всё пишешь. Но хочу сказать тебе, мне это не грозит. Я всё помню, я ничего не забыл... Выстоять, не согнуться учусь у тебя. Пока есть ты, мне легче жить. А у кого училась ты, мама, кто или что твоя опора? Я знаю, особенно здесь, далеко от дома понял: быть честным - это та роскошь, которую может позволить себе только сильный человек, но ведь сила эта не берётся из ничего, ей надо чем-то питаться. Мне легче, что питаюсь твоим живым примером, примером моих земляков...

Ты вот спрашиваешь меня, счастлив ли я? Я, наверное, кто знает, может ошибаюсь, скажу так: счастье зачастую оказывается совсем не там где его ждёшь. Оно появляется, и мы не замечаем его, и лишь после до нас доходит, что это ведь и было в общем-то счастье. Оно складывалось для меня из лесной свободы наших Усох, усталости нелёгкой деревенской работы, из ржаного ломтя, спечённого в нашей печи хлеба, из смоляного запаха и гулких ударов шишек о родимую землю. Тонкий свист рябчика, красноватые окна родного домика в сумерках, костёр, раздвигающий тьму. Но сейчас я думаю о том, что человеку нужно, наверное, узнать все прелести жизни, прежде чем прийти к такому пониманию - счастье. Нет, людям нужно и то, и другое, моя дорогая мама. И свист рябчика не понять, пока не набьют оскомину звонки телефонов и заполнившая эфир морзянка, не узнаешь прелести ходьбы по лесным тропам, пока досыта не налетаешься на звенящих "вертушках" с их пристяжными ремнями... А помнишь, мама, как я радовался, когда ты показала мне, как растут в лесу ландыши, я просто умирал тогда от счастья. А потом, когда я приносил тебе благоуханный букет ландышей, видел, что ты будто только и жила на свете ради этих удивительных и нежных ландышей. Я уверен в этом, мама, что прошлое своё каждый человек, имеющий чуткое сердце, хранит в душе и не расстрачивает понапрасну, дожидаясь той счастливой минуты, когда оно, это прошлое, само помнит о себе и напомнит, кто ты и откуда родом, где набрал ты силу для жизни и хватило ли тебе этой силы на будущее. Далёконько ты от меня, мама, но громкий голос со мной, рядом...

Ты, мама, как-то в своём письме меня спросила: тяжело ли мне служится?.. Сегодняшняя моя жизнь далеко не схожа с "учебкой", а тем более с гражданкой. Я не могу тебе описать, как надоели эти пески, эта пыль, это вечно палящее солнце. Как устал слушать непрекращающуюся стрельбу, как тяжело каждый день узнавать, что кто-то убит, ранен. Всё это страшно...

Единственное, что даёт силы держаться, - хорошие письма из родного дома и от той единственной Наташки, которую любишь, в которой нисколько не сомневаешься. И с нетерпением ждёшь той минуты, когда снова сможешь быть рядом.

Да, мама, чуть не забыл тебе сказать: недавно мне приснился сон, как я учился в жиздринском сельском профтехучилище. Там же меня приняли в комсомол. А после окончания училища мы с Лёшкой Потаповым вернулись в родной совхоз "Колчинский". Я же потом стал работать на стареньком "белорусе", он у меня ещё по утрам ни в какую не хотел заводиться. Мы же тогда с отцом что придумали: я садился в трактор, а батя толкал его под нашу деревенскую горку... И он всегда заводился. Приду вот из армии, мне дадут новенький трактор, по крайней мере, мне так обещали. А потом, мама, я обязательно работать буду, и буду учиться на инженера. Хочу всё-всё знать о тракторах, машинах. Вот заживём, мама! Да, Лёшка мне прислал два письма. Пишет, что завидует мне, что я служу за границей, что много вижу интересного... Я ему ни разу не писал об этом, что чуть ли не каждый день вижу убитых наших солдат. Посмотрел бы я, что бы он мне потом после всего этого "интересного" стал бы писать. Да и хорошо, мама, что он этого не видит кошмара. Кто знает, как бы он это переносил?

Дома уже холодно, так что береги себя, не болей больше. До свидания, моя дорогая мамочка!

Кланяйтесь соседям, а особо тёте Нюре Горчаковой и дяде Серёже Потапову. Пишите, жду писем. Ваш Юра". Солдатские письма комсомольца Юрия Зиновкина...

Сколько в них веры и чистоты, нежности и мужества. Читаешь строки, написанные его рукой, и понимаешь: здесь нет ничего надуманного - только он сам. Это истинная правда человека, правда его мыслей, его сомнений, тревог. И вот ты уже иначе видишь и то время, и его самого. Нет разделяющей нас череды долгих лет.

Что же такое подвиг?

Юрий многое скрывал, не договаривал. На настойчивые расспросы матери порой отделывался шутками. Не хотел, чтобы волновалась, переживала за него. Да и себе старался не задавать мучительные вопросы: зачем они тут, девятнадцатилетние мальчики, на этой чужой, опалённой огнём и ненавистью, земле? Так было легче. Кому-то нужно служить и здесь.

Но самый близкий человек на земле - мама - ни о чём об этом так и не узнала. Сын ей писал о другом: "Одна из моих задач состоит в охране автоколонны с грузами, которые идут через кишлаки, несём караульную службу в палаточных городках, и уже в редком случае по необходимости даём отпор душманам. Нас просят местные афганские власти доставить в отдалённые кишлаки продовольствие, медикаменты и строительные грузы. Иногда охрану колонны поручают нашему подразделению". Однако полностью скрыть настроение Юрию не всегда удавалось. И всё равно он старался успокоить мать, рассеять сомнения. "Привет из Афганистана. Здравствуй, моя дорогая мама. Получил из дома весточку, за которую огромное спасибо. Сейчас для меня, мама, главное - благополучно дослужить и вернуться домой невредимым. Я думаю, что всё так и будет!"

Через несколько дней ему исполнилось 21 год. Впереди была целая жизнь. Он ни на минуту не сомневался в этом. Несмотря ни на что, хотелось жить, любить...

"Здравствуй, дорогая моя мама! Пишу на дежурстве. Служба идёт нормально. Прошли осенние праздники, чуть-чуть осталось до дембеля. Будем потихоньку жить, ждать и надеяться на лучшее.

Погода у нас по-прежнему тёплая, на улице около плюс тридцати. Правда, иногда дует очень холодный северный ветер. Но это ничего. У вас там, дома, наверное, уже снег лежит? Вчера смотрел парад в Москве, всё по-зимнему сюжеты. Соскучился по настоящей нашенской зиме. Честное слово, почти так же, как по всем вам. Хорошо, мама, что ты уже мне купила валенки. Теперь точно в тракторе своём не замёрзну. Да, от Лёшки пришло письмо. Наши "вертушки" почти две недели не летали. Пишет, что у него нормально. Ждёт не дождётся нашей встречи. Вот на сегодня, пожалуй, всё. Желаю дождаться весны, а летом у нас в Усохах так хорошо, жил бы весь век и никуда не уезжал! До свидания! Юрий".

В Афганистане вовсю уже шумела весна. Колонна с продовольствием передвигалась по перевалам. Бронетранспортёр разведчиков двигался впереди колонны. Всё было нормально. И вдруг что-то блеснуло впереди на склоне горы. А может, им просто показалось? Юрий быстро принял решение: "Ребята, будьте готовы". Те поудобней перехватили автоматы, чтобы в любой момент десантироваться с бронетранспортёра. Колонна беспрепятственно прошла перевал и вступила в ущелье. Юрий отметил для себя: "Удобное место для засады". Здесь самое то, чтобы напрочь закупорить дорогу. Надо быстрее отсюда выходить. Машина Юрия рванулась вперёд, уже вот-вот выехала бы из ущелья, но тут раздался залп.

Юрий мгновенно среагировал. Во что бы то ни стало надо сбить заслон душманов впереди. Только тогда колонна с хлебом может уйти из-под свинцового огня бандитов. Он связался по рации с командиром и получил "добро" действовать по обстановке.

Выход из ущелья был завален камнями, машина резко остановилась. Убрать камни под шквальным огнём душманов вряд ли удастся. Юрий отдаёт чёткую команду:

- Обходим душманов с фланга. Вперёд! - приказал старший сержант Зиновкин.

Атака прошла успешно. Но душманы почти в упор стреляли из гранатомёта. И тем не менее бойцы под командованием Юрия выбили заслон душманов, когда один из бандитов бросил гранату. Не взорвавшись, она упала как раз перед Юрием. Отделение оцепенело. А граната крутилась по прикатанной колёсами горной дороге. Юрий Зиновкин сделал шаг вперёд и накрыл своим телом гранату... Так погиб наш земляк Юрий Александрович Зиновкин. Жертвуя собой, он спас жизни своих боевых друзей.

Время Юрия Зиновкина остановилось так рано. А он очень любил жизнь. Но тогда, в решающую минуту боя, комсомолец, старший сержант Зиновкин не мог поступить иначе. Был страх смерти, но сильнее было чувство долга.

Что же такое подвиг? - часто спрашиваем мы. Случайное стечение обстоятельств, инстинктивный порыв человека или всё же глубоко осознанное им решение?

На этот вопрос самым убедительным образом - всей своей жизнью - ответили тысячи героев Великой Отечественной. И среди них Юрий Зиновкин, погибший в мирное время, на необъявленной войне в Афганистане.

А ещё жизнь и смерть Юрия Зиновкина очень много значат не только для тех, кто вышел живым из той страшной войны в Афганистане, но и для всех, кому дорога Родина, кто правилом своим избрал - жизнь во имя жизни, за живущих жизнь отдать...

Повинимся. Помолчим

Высохший стебель полыни неслышно хрустнул под чьими-то торопливыми шагами. Едва уловимый горьковатый его аромат смешался с острыми запахами лекарств, растворился в них... Молоденькая медсестра хирургического отделения наклонилась и подняла записную книжку, выпавшую, видимо, из кармана убитого, которого вертолётом только что доставили в госпиталь с афганской стороны.

Старший сержант Юрий Зиновкин вернулся домой через несколько дней.

Вернулся, чтобы найти свой последний приют на тихом сельском кладбище за околицей родных Усох. Хоронили его со всеми воинскими почестями. Шла за гробом постаревшая в одно мгновение, сгорбленная мать и молчаливый, подавленный горем отец.

Много времени утекло с того чёрного дня. Давно уже покоится рядом с сыном отец. А мама всякий раз с испугом прикасается к Юриным письмам. Слишком больно. А когда читает, то полынной горечью пахнет от торопливо бегущих строк: "Мама, как мы здорово заживём, когда я вернусь домой. Всё у меня впереди..." В светлом материнском уголке души хранит она эту печальную память о сыне, жизнь которого была оборвана гранатой на далёкой чужой земле.

Помнят о Юрии и в родном Манине. В школе, где он учился, был открыт уголок в музее, установлена мемориальная доска. И центральная улица деревни, которая примыкает к школе, названа именем Юрия Зиновкина. Его обагрённый кровью комсомольский билет, орден Красной Звезды, которым он награждён за свой подвиг посмертно, и медаль "За отвагу" хранятся в Музее комсомольской славы. А где-то на просторах нашей большой страны трудится тепловоз, названный именем Юрия Зиновкина.

Времена не выбирают, в них живут и умирают... Он не выбирал. Не о смерти думал - о жизни. Любил, надеялся, верил.

Затеплим в своих сердцах свечи памяти. Низко склоним головы перед этими невозвратимыми мальчиками, чужой волей принесёнными на жертвенный алтарь необъявленной долгой войны. Повинимся. Помолчим...

Драгоценные мгновения Александра Матросова

Наталья Степановна неожиданно для нас, в тот осенний ненастный день (об этом вы дальше узнаете), из-под скатерти, что лежала на столе, достала обыкновенную школьную в линейку тетрадь.

- Посмотрите, это Юрина тетрадка. Уже после того, как Юра погиб в Афганистане, из жиздринского профтехучилища мне её передали, - проговорив эти слова, Наталья Степановна припала к тетради и горько заплакала…

Оказалось, в тетради было одно-единственное сочинение на свободную тему "В жизни всегда есть место подвигу". Мелким, убористым почерком Юрий Зиновкин озаглавил своё сочинение "Драгоценные мгновения Александра Матросова". Давайте тихо, в молчании прочитаем торопливо бегущие сроки по линейкам тетради, написанные Юрием Зиновкиным…

"…Я проходил летнюю практику от нашего училища в своём родном совхозе "Колчинский". Работал на пару, на тракторе с опытным механизатором Иваном Николаевичем Доносовым - уважаемым человеком в нашей деревне. За добросовестный труд он награждён многими государственными наградами. И вот как-то однажды в разговоре со мной тракторист Иван Николаевич, или как мы его все звали дядя Ваня, вспомнил: "Давным-давно всё было, а помню, как сейчас. К нам в класс старый учитель принёс небольшой пакетик, раскрыл - и все увидели чёрный комочек, похожий на спекшуюся золу. "Это - блокадный ленинградский хлеб! Запомните, каков он с виду и как его мало".

Таким был для дяди Вани первый урок. И вспомнил он о хлебе своего детства - сером, как земля, в котором ничтожно мало было ржаной муки, больше крапивы… А в семье их было шестеро детей. Туго пришлось, но на ноги встали пятеро. И до сих пор все вместе живут…

Вдруг вспоминаешь, всё больше из детства… "Леса светлые - мои, пора ясная -моя, и настроение лёгкое, лирическое - тоже". Вот как созвучно всё в этом общении с лесом складу моей души. Со стороны может показаться: надо быть чудаком, чтобы вот так бродить и всем восхищаться. Значит, я - чудак: брожу и радуюсь…

И когда я в лесу, часто думаю о людях. Да, разные бывают они - разные про них и песни. Разные люди и в Людинове: одного пронесёшь в сердце через всю жизнь, как близкого и родного…

У нас, в Манине, на пригорке, стоит обелиск. Отсюда далеко видно. И покоится здесь Фёдор Павлович Горчаков, командир партизанской группы (а сегодня улица Фёдора Горчакова параллельно соседствует с улицей Юрия Зиновкина - автор). В этой группе начинал мальчишкой свой путь наш земляк Василий Кузьмич Митрохов. Это уже потом Василий Кузьмич попал в действующую армию. …И вот, однажды преследуя отступавшего противника, батальон вышел на автостраду Брест-Варшава. Стремясь любой ценой вернуть дорогу, враг подтянул резервы и перешёл в контратаку. Всеми видами огня она была отбита. Воспользовавшись паузой, Василий Митрохов перебрался на правый фланг батальона и установил там свой пулемёт.

Вскоре гитлеровцы вторично пошли в контратаку, и Митрохов внезапно открыл огонь по врагу, который вынужден был отступить, потеряв около 60 солдат и офицеров. Используя успех 2-го батальона, на рубеж автострады Брест-Варшава вышел и первый батальон 113-го полка. За мужество и отвагу в бою старшему сержанту Василию Кузьмичу Митрохову было присвоено звание Героя Советского Союза. Шёл Василию тогда девятнадцатый год.

А ещё я знаю: сколько бы раз ни повторялась зимняя ночь, а весна будет. И солнце! Много света будет и от людей на Земле. Верю!

Мальчишками мы любили играть в войну. И больше всего я воображал из себя Александра Матросова. Не знаю, почему. Может быть потому, что Александр, как и я, родом был из деревни, а может, ещё и потому, что он погиб таким молодым, чуть постарше меня… Не знаю. Но я больше всего хотел походить на Александра Матросова. И все трудности, конечно же, детские, порой наивные, я старался переносить мужественно. Я всегда спрашивал себя, а как бы поступил на моём месте Александр Матросов. Может, это смешно кому-то покажется, но я так, по крайней мере, сам себя старался воспитывать…

А что касается моего любимого героя Александра Матросова, так он вот не родился, не жил и никогда не был при жизни в Великих Луках. Он оказался в них после смерти. На великолукской земле он совершил свой подвиг, и его могила в центре города стала известным всей стране мемориалом.

…Первый и последний для Александра Матросова бой шёл 27 февраля 1943 года за деревню Чернушки, что недалеко от Великих Лук. В деревне было несколько немецких дзотов, откуда по нашим солдатам вёлся огонь. С двумя справиться удалось довольно быстро, а третий оказался упорным. Матросов вместе с товарищем решил подобраться к дзоту. Но второго бойца ранили, и Матросов оказался один с вражеским пулемётчиком. Сначала он пытался закидывать дзот гранатами и стрелять по амбразуре. Когда пулемёт замолчал, Матросов крикнул своему отряду: "Вперёд!", но в этот момент немецкий стрелок вновь открыл смертоносный огонь. И тогда Александр Матросов грудью упал на амбразуру и закрыл её своим телом… Драгоценных мгновений хватило для молниеносной атаки. Чернушки были отбыты.

Александр Матросов посмертно стал Героем Советского Союза.

На великую Отечественную Александр Матросов ушёл, когда ему не исполнилось ещё и 20 лет. Время, когда говорят: "У него ещё всё впереди - и мечты, и любовь, и поиск своей дороги". Кем бы стал он? Инженером, врачом, а может учителем (он страстно любил литературу, много читал)... Да, у него всё было впереди, но впереди… оказалась война. И для его поколения она стала делом всей юности, а для тех, кто не вернулся, - делом всей жизни.

И вот я, каждую весну, выхожу на улицу и подолгу смотрю в небо. Всё стараюсь увидеть журавлей. Мне же мама обычно в таких случаях говорит:

- Сыночек, Юрочка, журавли не плачут. Они курлычут. Прислушайся!..

- Нет, мама, журавли плачут. Они оплакивают тех, кто отстал от стаи и не полетит с ними уже никогда… Как мой любимый герой Александр Матросов навсегда ушёл от нас, но всегда будет жить с нами. Я в это верю!"

Вместо заключения, или Эпилог