Марии Васильевне Поляковой, жительнице нашего города, недавно исполнилось 91 год. Тайна долгожительства всегда интересна. Когда человек проживает целый век, мы любопытствуем: как ему это удалось? Забыв о том, что сто лет - вообще-то нормальный срок жизни, отведённый нам Богом: человек - целый век…

Род Поляковых - коренной кировский, из древни Покров. У матери с отцом их было десять детей. Жили бедно, питались от земли, ходили полураздетые, большей частью и без обуви - а значит, близко к природе.

- Своё платьице не скоро у меня появилось, - улыбаясь, рассказывает Мария Васильевна. - Больше приходилось поднашивать от старших сестёр. Но, ничего, выросли все! Здоровыми, крепкими! Как сейчас мы живём, разве можно сравнить с прошлой моей жизнью. Весной, бывало, кормились чем Бог послал: полевой чеснок, липовые почки и молодые листья, баранчики. Бывало, подол травы этой набьёшь - и жуёшь весь день.

…В деревне, как и полагается, без скотины не найдёшь двора такого. У Поляковых тоже полон двор был забит скотиной. Да и как иначе, в семье пятеро детей: четыре сына и дочь. Такую ораву надо было чем-то накормить. Отец, Алексей Семенович с войны пришёл весь израненный, часто прихварывал. "Так мать, прижалевала отца, особо тяжёлые работы не позволяла ему делать", - вспоминает Владимир, в семье он третий по счёту. И продолжает вспоминать дальше:

- Коров у нас было три. Сена надо было много заготавливать. Так вот, бывало, мать отцу не дозволяла косить, тяжело для него это было. А мы старшие три её сына, вовсю ей в этом помогали. На улице уже лето стоит. Чуть только забрезжит рассвет, мать начинает нас уже будить:

- Вася, Коля, Володя… Сыночки! Роса уже выпала. Я пока приготовлю косы, а вы быстренько умывайтесь. Только не шумите, отец и Валя с Лешей спят ещё. Вы слышите меня?

- Угу…

-Ну, живо вставайте!

- Угу…Мам…бежим!

Луг наш находился за лесом, что в трёх верстах от дома. Поэтому выходили мы на сенокос обычно рано, чтобы до того, как сойдёт роса, накоситься вволю, как говаривала моя мать. Дорога в тот день показалась мне длинной: ещё не успел продрать глаза, а тут потащили косить. Но понимал, что нас трое братьев и наша прямая обязанность - помогать матери во всём. И мы беспрекословно подчинялись.

В предрассветную тишину ворвался перезвон кос. Доносился он с луга и улетал вдаль.

- Слышите, уже косят, а мы с вами только идём, - сказала нам мать.- Сони!

Мама обернулась назад и посмотрела на нас с братьями, и я увидел, как в глазах её блеснули маленькими бусинками, точь-в-точь как блестит на листьях гороха роса, слёзы. Я подумал: опять, видно, думала об отце. Ничего не сказав ей, я понуро плёлся сзади братьев.

Первый ряд проходили Василий с Николаем, они близнецы были. Я вспомнил, что раньше, когда были силы у отца, начинал покос всегда он. Этим мама хотела сказать нам, что мы с братьями - хозяева семьи, мужчины, и ничего, что нам только шестнадцать и четырнадцать лет.

Наверное, я только про себя скажу, косил я тогда из рук вон плохо, потому что часто чувствовал, как мама приближалась ко мне настолько, что её коса звенела в траве прямо у моих ног. Потом она снова отставала, делала вид, что уморилась: не хотела меня обидеть, ведь отец никогда не позволял никому догонять себя на сенокосе. Говорили, что он был отменный косарь. Мама хотела, чтобы я и мои браться всем походили на отца.

- Береги пятки, Володя, подрежу, не посмотрю ни на что! Заснул что ли?.. И она весело рассмеялась.

- Попробуй только! - резко оглянулся я на маму и изо всех сил налёг на косу. И словно кто-то меня подменил. Шумит трава под косой, ровными рядками ложится. Мокрая майка плотно облегала мою худенькую фигурку. Мама показалась мне тогда самой маленькой из всех косарей, а себя я увидел сильным, рослым мужчиной, как отец.

Хотя о нашей маме, в деревне, так говаривали: "За Марией Поляковой не угнаться. Не всякий мужик так может косить…" Косила она отменно, валки её выделялись из всех: трава к травинке, высоченные лежали, до самой земли её коса брала, любо дорого на её работу было посмотреть.

Первый покос я и мои братья скосили нормально, а на второй- мама меня, как самого младшего, поставила сзади себя, объяснила, что велика для меня эта коса, а поменьше она не нашла.

- Ты не спеши, сынок, а то так можно и надорваться. Вот вырастешь с отца - тогда первым будешь косить…

Мама в тот день еле держалась на ногах, всё ей хотелось скосить побольше, ведь и завтра у нас помощников не прибавиться, опять вчетвером будем. Такой я её и запомнил среди трав, красивой и гордой. Запомнил навсегда.

Сегодня, все мы с братьями выросли. Бывает вот соберёмся все вместе, и разговор у нас один всегда, чтобы наша матушка, великая труженица, ещё пожила и радовала бы нас своим присутствием. Мы вокруг неё, словно пчёлы вокруг своей матки: живётся нам легче и всё-то у нас спорится как надо… А отец наш, Алексей Семёнович, вскорости умер, раны с войны не дали ему пожить, не увидел он своих сыновей взрослыми…

А я из чисто "научного" интереса, начитавшись в литературе о том, что чувства продлевают молодость, возьми да и спроси у Марии Васильевны, какую роль играла в её жизни любовь. До этого жива разговорившись, она вдруг замолчала и закрыла глаза. И тут (признаюсь - потрясенный!) я понял, что человек, который девятый десяток лет разменяла, не может говорить о своей любви к мужу из-за душивших её слез.

- Лёша, чуть постарше меня был. Он был способный на любую работу, поэтому хороший жених считался в деревне. И мог взять в жёны любую. А выбрал меня, из многодетной семьи.

- За всю жизнь только одного его и любила?

- А кого же больше?!

Ответ, достойный Человека. Стоявшая рядом дочь Марии Васильевны Валентина Алексеевна, которой чуть за семьдесят, легонько кивнула головой: да, мол, так они любили друг друга - и шепнула в подтверждение: " Когда отец вернулся с войны весь израненный, она ему никакой работы тяжёлой не позволяла, сама со всем управлялась. Вот такая она у нас, заботливая и добрая…"

Оставшись без своего Алёши, Мария Васильевна, которая живёт сейчас в семье самого младшего сына Алексея, всю любовь перенесла на внуков. Алексей своим братьям, нет-нет да пожалуется, что мама никогда не начинает день с еды, - завтрак "зарабатывает" часам к 10-11. Обязательно, но что-то будет делать по дому. Без дела, в свои-то девяносто, никогда не посидит. А всё любит, своим детям говорить, почти одни и те же слова: "Здесь, у сына Алёшеньки я отдыхаю хорошо. Хочу сказать людям, которые поумней,- работайте как можно дольше. И забудете о годах".

Мария Васильевна показывает мне свою комнату, где она живёт в большом доме сына. Её сухощавая фигура, крепкие руки, образная речь, простой мягкий взгляд- всё излучает гармонию. Видно, что любую работу в своей жизни она делала осмысленно, с глубоким пониманием вещей и природы. И вот теперь, её небольшая комната, тоже - во всём виден порядок, следы её кропотливого труда. И я вдруг понимаю - здесь этот мудрый человек создал своё "суверенное" государство, где наладил гармонию и порядок, каких - увы - не имеем возможности видеть вокруг. Слышу голос Марии Васильевны, которая жалуется мне: "Летом люблю посидеть на лавочке возле дома. И что я порой вижу, мужики молодые бессмысленно ходят по улице туда-сюда, пьяные, ругаются матом. Я иной раз не вытерплю, в сердцах скажу: " Зачем вы так пьёте. Поди-ка дома семья вас ждёт. Какой пример вы детям показываете. Не хотят даже слушать"…

Есть такая русская пословица; "Людей много, да человека нет". В своём словаре Даль в главе, посвящённой понятию "человек", делит людей на "степени человечества, достигаемые всяким по воле его". Мою героиню, Марию Васильевну Полякову, которой в августе сравнялся 91 год, можно отнести к той степени, которую Даль называет "человек духовный": "цель его - вечность, закон - совесть".